Всё, что я о ней помню - Бородачев Антон
— У меня для тебя есть сюрприз, — однажды сказала мне Вероника, а потом потащила меня в машину вслед за собой и повезла куда-то в центр.
— Куда мы едем?
— Я хочу тебе кое-что показать.
Примерно через двадцать минут мы остановились возле одного из городских проспектов и дальше пошли пешком. Я слышал гул машин, который заслонял собой все прочие звуки; чувствовал запах асфальта, витающий в воздухе. И в какой-то момент уже перестал строить предположения о том, что это могло бы быть, и в чем заключался тот сюрприз, который она решила мне устроить.
— Мы почти пришли, — сказала Вероника, когда молчание между нами стало казаться слишком долгим. — Смотри… Я заказала его неделю назад, но он появился тут только сегодня…
Мы стояли возле одного из центральных проспектов Минска, слушая шум дорог за спиной и глядя на огромный билборд с обложкой моей новой книги. На нем был изображен город со множеством одинаковых многоэтажек и кошка, бегущая прямо между ними. Надпись на билборде гласила: «Новый бестселлер». А чуть ниже этих слов крупным шрифтом было написано название книги и мое имя рядом с ним.
— Я заказала десять таких билбордов для Минска и еще десять для других крупных городов страны. Восемь из них уже разместили, но этот нравится мне больше всего.
Вероника улыбнулась, и, глядя на нее сейчас, я вдруг подумал о том, что у нее по какой-то причине всегда были особые чувства к этой книге. Первый роман я писал для себя, второй для Кристины, а третий, получалось, был посвящен ей. Хотя в нем не было ни слова о наших отношениях, как и не было каких-то героинь, с которыми она могла бы себя ассоциировать. Я не до конца понимал ее привязанность к этой книге, но не собирался мешать ей. Я знал, что успех «Охоты на кошек» был для нее не менее важен, чем для меня. И знал, что за все то время, что мы были знакомы с ней, она не приняла ни одного неправильного решения. Я доверял ей, а потому предпочитал просто со стороны наблюдать за тем, что она делает. Если Вероника хотела завесить весь город билбордами с рекламой моей новой книги, я готов был целиком поддержать ее в этом.
В августе того же года я подписал контракт с крупной китайской компанией по производству компьютеров и электроники и некоторое время спустя снялся в рекламе их нового ноутбука. Все, что от меня требовалось — это улыбаться и сказать ровно десять слов, суть которых сводилась к тому, что все свои романы я пишу именно с помощью этих самых лэптопов. Мы сняли ролик для ТВ, устроили красивую фотосессию, а затем отправились на фуршет в честь успешного проведения сделки. Мы с Вероникой пили шампанское, болтали с малознакомыми людьми и весь вечер наблюдали друг за другом из разных частей зала. Я помню, что в тот день кто-то впервые назвал Веронику моей женой, и она только улыбнулась, услышав это.
В тот момент я снова вспомнил о «Мон-Сен-Мишеле» — точнее о том безымянном театре за одной из его дверей. Что за книга, была изображена тогда на плакатах, висевших у сцены? Я помнил пустой зрительный зал, разделенный пополам между темнотой и светом; мелодии, звучавшие в тот вечер, и вкус шампанского на губах… Единственное, что безвозвратно стерлось из моей памяти — это название той книги, как будто в этой части картины сейчас зиял огромный пробел. Может быть, это была «Охота на кошек»? Или в будущем мне предстоит написать еще один роман? Я не знаю. Но, кажется, дорога, которую я для себя выбрал, вела меня именно к этой точке.
— Теперь вы предсказываете судьбу? — сказал я в телефонную трубку.
— Нет, — ответил Спильман. — Точнее не совсем. Скажем так… Я видел тот путь, который вы выбрали, и знаю, куда он вас приведет… Мне остается просто подождать вас в этой точке. И у нас еще будет возможность поговорить. Просто пока еще не время…
Значило ли это, что мое будущее было предопределено уже тогда — в «Мон-Сен-Мишеле»? И что стало с этим отелем сейчас? Интересно, я смог бы добраться туда, если бы захотел? Или те поезда, отправляющиеся от заброшенной платформы посреди чистого поля, предназначались только для кого-то конкретного? Я не знаю… И все эти вопросы без ответов уже порядочно вымотали меня. С тех пор, как я покинул Высокие Татры, прошло почти два года, и за это время я уже смирился с тем, что тайны «Мон-Сен-Мишеля» всегда останутся для меня только тайнами. Лимб, шкатулка с воспоминаниями или что-то еще — в какой-то момент я уже перестал искать для себя какие-то объяснения. Я был просто рад, что «Мон-Сен-Мишель» отпустил меня. И, кажется, Спильман, все-таки ошибался, когда говорил, что из этого отеля нельзя вернуться окончательно.
По крайней мере, в тот момент мне так казалось…
В начале октября 2018 года недалеко от Минска открыли новый отель, и нас с Вероникой пригласили на вечеринку, устроенную в честь этого события. Я помню череду дорогих машин, выстроившихся на стоянке возле отельной территории, помню уютный парк с аллеей из круглых фонарей, и помню какую-то безымянную реку, огибавшую строение с западной стороны — в день своего открытия этот отель выглядел действительно изысканно и роскошно. Гостиничные номера были оборудованы в здании огромного старинного особняка, выкупленного и отреставрированного за деньги какого-то немецкого инвестиционного фонда. И, увидев этот отель сейчас, я сразу вспомнил о «Мон-Сен-Мишеле», как будто в их чертах было что-то такое, что делало их неуловимо похожими друг на друга. Но что это было? Я все никак не мог понять этого. Архитектура или окружающие виды тут были ни при чем. Скорее, все дело было в каких-то деталях — винтовых лестницах, хрустальных люстрах в холле, многочисленных окнах и долгих вереницах одинаковых дверей, расположившихся вдоль длинных коридоров. В каждой детали этого места чувствовался какой-то первозданный лоск, который еще не успел потускнеть под слоем пыли и времени. А потому, находясь здесь, я постоянно испытывал странное ощущение дежавю, словно мне уже когда-то доводилось бывать в этом месте.
После обязательных процедур в виде красивых речей и перерезания ленточек, все собравшиеся гости перешли в ресторан при отеле. Я расположился в конце барной стойки и целый вечер беспорядочно чередовал алкоголь, надеясь, что сегодня мне больше не придется ни с кем разговаривать. Иногда, когда мне становилось скучно, я искал взглядом Веронику, а потом долго смотрел на то, как она, улыбаясь, болтает с малознакомыми людьми. Такие вечера всегда делали ее чуть-чуть счастливей. Обычно мне тоже нравилось проводить время в подобных компаниях, но тот вечер был исключением из правил. Наверное, у всех бывают дни, когда что-то не ладится с настроением. Как будто внутри тебя вдруг сбиваются какие-то базовые настройки.
Я просто пил, молчал и разглядывал людей вокруг себя, когда вдруг увидел в толпе силуэт Спильмана. Его появление здесь казалось мне настолько невероятным, что в первые минуты я даже не поверил своим глазам, списав это на алкоголь и разыгравшееся воображение. Я не чувствовал удивления, настороженности или чего-то еще… Я просто смотрел на него и никак не мог поверить в то, что вижу его на самом деле. Сколько времени прошло с того момента, как мы говорили с ним в последний раз? Кажется, почти два года…
Спильман стоял в противоположной части зала — примерно в 10—15 метрах от меня — и, не отрываясь, смотрел в мою сторону. Он выглядел в точности так, как я его запомнил, как будто за все эти годы из нас двоих менялся только один я. Все те же белые волосы, черный пиджак, надетый поверх светлой рубашки, старомодные часы в нагрудном кармане жилетки и все тот же квадратный портфель, зажатый в левой руке. В этот момент он больше не напоминал мне юриста или поверенного и скорее походил на работника погребального бюро. И только его голубые глаза немного искажали этот образ.
Я не знаю, сколько времени прошло, пока мы просто молча смотрели друг на друга. Он в одной части зала — я в другой. Я видел силуэты людей, мелькавшие между нами. Видел, как какая-то пара подошла к Спильману, решив с ним заговорить, но он даже не отреагировал на их появление.
